Восстановление современных ценностей может обратить вспять замедление темпов роста инноваций и связанных с ними выгод.

Почему в одних странах наблюдается массовое экономическое процветание, а в других — нет? Почему в нескольких западных странах — сначала в Соединенном Королевстве, а затем в США, Франции и Германии — начиная примерно с 1890 года отмечается необычайный период инноваций, экономического роста и человеческого прогресса? И почему инновации замедлились примерно после 1970 года?

Мой тезис, который я изложил в опубликованной в 2013 году книге Mass Flourishing: How Grassroots Innovation Created Jobs, Challenge, and Change («Массовое процветание: как низовые инновации стали источником рабочих мест, новых возможностей и изменений») и проверил в вышедшем в 2020 году продолжении Dynamism: The Values That Drive Innovation, Job Satisfaction, and Economic Growth («Динамизм: ценности, которые способствуют инновациям, удовлетворенности работой и экономическому росту»), заключается в том, что успешно функционирующие страны вышли на более высокий уровень динамизма — желания и возможностей населения страны заниматься инновациями. За этим инновационным динамизмом, побудившим многих людей к инновационной деятельности, стояли зарождение и распространение некоторых современных ценностей, таких как индивидуализм, желание жить насыщенной жизнью и стремление к самовыражению.

Индивидуализм (не путать с эгоизмом) — это желание иметь некоторую степень независимости и идти в жизни своим путем. Он берет начало в эпохе Возрождения. В XV веке итальянский философ Джованни Пико делла Мирандола утверждал, что если люди созданы Богом по его образу и подобию, то они должны в какой-то степени унаследовать от Бога способность к творчеству. Другими словами, Пико предвидел чувство индивидуализма, при котором люди заняты своим собственным развитием. Мартин Лютер распространял дух индивидуализма во время Реформации, требуя, чтобы люди сами читали и толковали Библию. Другими мыслителями, отстаивавшими индивидуализм, были Ральф Уолдо Эмерсон с его концепцией самодостаточности и Джордж Элиот, который воплощал дух отхода от традиций. 

Желание жить насыщенной жизнью — это идея о том, что мы чувствуем себя живыми, когда проявляем инициативу и «воздействуем на мир», используя терминологию немецкого философа Георга Вильгельма Фридриха Гегеля, то есть получаем удовлетворение от открытий и стремления изведать неизведанное. Виталистический дух охватил Италию, Францию, Испанию и Великобританию позднее, в эпоху Великих географических открытий с XV по XVII век. Этот дух можно обнаружить в работах великого скульптора Бенвенуто Челлини с его стремлением к состязательности; в «Дон Кихоте» Сервантеса, где Санчо Панса, не знающий трудностей, доходит до того, что придумывает себе препятствия, чтобы испытать удовлетворение от их преодоления; а позднее в трудах французского философа Анри Бергсона, который описывал людей, вдохновленных потоками жизни, берущих на себя сложные начинания и преобразовывающих себя в процессе «становления».

Наконец, самовыражение — это удовлетворение, которое приходит от использования наших творческих способностей и воображения, озвучивания наших мыслей или демонстрации наших талантов. Будучи вдохновленными на изобретение и создание чего-то нового, люди могут раскрыть часть своей личности.

Современные ценности

Современная экономика сформировались в тех странах, где зародились современные ценности. Эта экономика, по своей сути, была движима суждениями, интуицией и воображением современных людей — в основном обычных людей, как я люблю говорить, работающих в различных сферах бизнеса. Страны с высокой степенью динамизма имели не только более высокие показатели инноваций, но и более высокие уровни удовлетворенности работой и счастья, связанного с  такими нематериальными видами вознаграждения, как чувство достижения, использование воображения для создания чего-то нового и преодоление трудностей. Эти страны способствовали массовому процветанию.

Напротив, динамизм был в дефиците, а инновации и удовлетворенность работой были менее распространены в тех обществах, где преобладали такие традиционные ценности, как конформизм, боязнь рисковать, служение другим и сосредоточенность на материальных, а не на эмпирических выгодах.

Есть ли доказательства в поддержку моей теории? Приведенные в «Динамизме» расчеты одного из моих соавторов Райчо Божилова показывают, что в течение примерно столетия в одних странах инновации постоянно присутствовали в изобилии, а в других их постоянно не хватало. В высокоинновационный период после Второй мировой войны (сравнимый с инновационным по историческим меркам периодом с 1870-х годов до Первой мировой войны) уровень отечественных инноваций был поразительно высоким в США (1,02), Соединенном Королевстве (0,76) и Финляндии (0,55), но поразительно низким в Германии (0,42), Италии (0,40) и Франции (0,32). 

Анализ 20 стран Организации экономического сотрудничества и развития, проведенный другим соавтором, Гильфи Зугой, показывает, что в странах, в которых люди в высокой степени привержены современным ценностям, — США, Ирландия, Австралия, Дания (в меньшей степени Швейцария, Австрия, Соединенное Королевство, Финляндия и Италия) — были относительно высокие уровни отечественных инноваций, как и предсказывает моя теория.

Более того, статистическое исследование Зуги показывает, что ценности имеют значение. Он обнаружил, что значение имеет не только доверие — ценность, на мой взгляд, ни современная, ни традиционная, — но и «готовность проявлять инициативу, желание добиваться успеха на работе, обучение детей самостоятельности и принятие конкуренции положительно влияют на экономические показатели..., измеряемые ростом СФП [совокупной факторной производительности], удовлетворенностью работой, участием мужчин в рабочей силе и занятостью». С другой стороны, приучение детей к послушанию ведет к снижению экономических показателей.

К сожалению, с тех пор впечатляющий рост замедлился. Расчеты Божилова показывают, что показатель совокупного роста СФП в США за 20-летние периоды поднялся с 0,381 в 1919–1939 годах до 0,446 в 1950–1970 годах, затем снизился до 0,243 в 1970–1990 годах и 0,302 в 1990–2010 годах. 

Замедление инноваций и экономического роста не означает, что с 1970-х годов не было инноваций, — например, были прорывы в области искусственного интеллекта и электромобилей. Однако источником основной доли этих инноваций является высокотехнологичный регион Кремниевой долины в Калифорнии, который составляет малую часть экономики. Экономист Массачусетского технологического института Дарон Аджемоглу недавно заявил, что в течение следующего десятилетия ИИ прибавит к объему экономического производства США не более 1 процента.

Утрата инноваций

Утрата инноваций сопряжена для Запада с серьезными экономическими издержками. Вызванная ею почти полная стагнация заработной платы беспокоит работников, которые с детства полагали, что их заработная плата вырастет настолько, что обеспечит им более высокий уровень жизни, чем у их родителей. По мере снижения отдачи от капиталовложений, которое уже не компенсируется впечатляющим техническим прогрессом, многие компании теряют стремление к накоплению капитала. По мере снижения реальных процентных ставок до все более низких уровней цены на многие активы, например дома, неуклонно росли примерно с 1973 по 2019 год, поэтому меньше людей, чем когда-либо, могут позволить себе жить в них.

Велики были и социальные издержки. Данные Общего социального обследования домашних хозяйств показывают, что удовлетворенность работой в США снижается с 1972 года. Энн Кейс и Ангус Дитон в книге Deaths of Despair («Смерти от отчаяния») приводят данные об эпидемии отчаяния в Америке, связывая ее с экономической ситуацией.

Я считаю, что сокращение инноваций и связанных с ними выгод в значительной степени связано с деградацией тех современных ценностей, которые способствуют динамизму людей. Ужасающий рост «культуры денег», если использовать термин американского философа Джона Дьюи, может ослабить динамизм нации, как я утверждаю в книге «Массовое процветание».

Я воодушевлен тем, что другие проявляют интерес к дальнейшему развитию моих идей относительно восстановления экономического динамизма. Например, Мелисса Кирни, директор Aspen Economic Strategy Group, сместила центр внимания исследований этой организации с устойчивости на усиление динамизма.

Восстановить эти ценности и обратить вспять замедление инноваций будет непросто. Экономисты должны создавать экономику с высоким уровнем динамизма, в которой массовое процветание коснется всех людей, начиная с самых низов.

Мнения, выраженные в статьях и других материалах, принадлежат авторам и необязательно отражают политику МВФ.