Фундаментальные изменения в экономике требуют отхода от упрощенной экономической теории
Экономика 2020-х годов сильно отличается от экономики середины XX века, когда была впервые разработана большая часть стандартного инструментария, который экономисты используют до сих пор.
Формализация экономической теории в 1950-х и 1960-х годах происходила с ориентацией на обрабатывающую промышленность, которая была движущей силой роста и занятости и производила стандартные товары, в то время как в торговле доминирующую роль играла готовая продукция, а не компоненты. Кейнсианская экономическая теория определила, какие категории статистических данных собираются в рамках Системы национальных счетов, а также используются в линейных моделях «затраты-выпуск» и в новых макроэкономических моделях, которые строят ученые-эконометристы.
Многие из тех, кто сегодня занимает видные должности в сфере политики, изучали экономику по учебникам и курсам, основанным на этой относительно упорядоченной экономике. В частности, система оценки мер политики опиралась на основные теоремы «экономики благосостояния» — раздела экономической науки, ориентированного на вопросы, желательны или нет те или иные экономические результаты. Теория утверждает, что рыночные результаты — это лучшее, чего можно достичь, если выполняются определенные ключевые предпосылки.
Излишне говорить, что они выполняются редко. Например, чтобы теория была верной, люди должны иметь неизменные предпочтения, в том числе в отношении вещей, которые еще не существуют. Все товары должны быть «конкурентными», то есть такими, которые могут потребляться только одним человеком, но многие товары являются неконкурентными — от атмосферы до дорог общего пользования и цифровых фильмов. Не должно быть никаких внешних эффектов, таких как загрязнение окружающей среды или выбросы CO2. Ни одна фирма не может обладать властью на рынке — должна быть совершенная конкуренция, — и должна быть постоянная экономия на масштабах с повышением уровня производства. Более того, в 1970-х годах нобелевский лауреат Кеннет Эрроу доказал свою «теорему невозможности», которая показывает, что благосостояние общества в целом никогда (при весьма разумных предположениях) невозможно определить путем сложения благосостояния отдельных людей.
Время перемен
Таким образом, по крайней мере в течение последних 40–50 лет отсутствие прочно обоснованной экономической теории благосостояния было неприятным вакуумом в экономике. Директивные органы должны выбирать те меры, которые, по их мнению, будут лучшим курсом действий для их общества, используя наилучшие инструменты, которые может предоставить экономическая наука. Одним из таких широко используемых инструментов является анализ затрат и выгод. Другой вариант — просто стремиться к увеличению экономического роста, поскольку это повышает уровень жизни. Как говорится в старой шутке, экономические инструменты работают на практике, хотя не работают в теории.
Но они достигли своего предела. Настало время перезагрузки экономической теории благосостояния. А это означает отход от упрощенного набора предпосылок, из которых складывается мировоззрение, привитое поколениям людей, принимающих решения по вопросам экономической политики. Почему сейчас? Ответ заключается в том, что экономика изменилась настолько фундаментально, что экономическая дисциплина должна последовать за ней.
Одним из очевидных изменений является неотложность противодействия экологическому кризису. Как изменение климата, так и утрата биоразнообразия ставят под угрозу будущее экономическое процветание и создают возможные угрозы для самого существования. В середине XX века сдерживающим фактором экономического роста была нехватка физического и человеческого капитала, которая потребовала крупных инвестиций в послевоенные годы. В середине XXI века таким сдерживающим фактором станет природа. Экономисты должны приложить значительные усилия, чтобы разработать статистику природного капитала, создать новые способы измерения социальной стоимости услуг природы и, что особенно важно, содержательно интегрировать анализ человеческой экономики и природы, а не отводить этот вопрос к изолированным «внешним эффектам».
Менее очевидной, но столь же фатальной для преобладающей в настоящее время ментальной модели постоянной доходности — конкурентной экономики мануфактур — является сегодняшняя структура производства. Она характеризуется высокой степенью глобализации даже после потрясений последних лет. Она становится все более нематериальной (с точки зрения добавленной экономической стоимости материальные затраты имеют такое же значение, как и прежде). Глобальное производство становится возможным благодаря цифровым коммуникациям и логистике, а цифровые платформы становятся ведущей бизнес-моделью.
Это означает, что имеет место всепроникающая экономия на масштабах, даже более мощная, чем в условиях более старых отраслей, таких как сталелитейная и авиационная промышленность. Во многих странах и во многих отраслях небольшое количество фирм обладают значительной властью на рынке. Определить место создания стоимости практически невозможно, учитывая массовое перемещение данных и идей по оптоволоконным кабелям. Дальнейшее быстрое развитие искусственного интеллекта означает, что этот технологический сдвиг будет продолжаться. Для мониторинга состояния экономики нет надлежащих определений и статистических данных, а правительства сталкиваются с трудностями в сборе налогов и регулировании деятельности компаний.
Новая экономическая теория
Ученым-экономистам хорошо известно о происходящих в экономике изменениях, и ведется множество впечатляющих исследований. Но пока нет версии XXI века для сводной картины того, как работает экономика в целом, какую давали взгляды Кейнса, а также нет статистики для измерения и прогнозирования показателей в рамках такой картины. Это означает, что экономисты, особенно если они работают в мире политики с его практическими требованиями, по умолчанию пользуются старой моделью мышления.
Так что это вызов для всей профессии экономистов (о чем говорится в моей книге «Винтики и чудовища» ("Cogs and Monsters"). Как экономистам следует анализировать крайне нелинейную, взаимозависимую, неосязаемую глобальную экономику, характеризующуюся концентрацией рыночной власти и возникновением новых форм неравенства? Как выглядят хорошие результаты в случае цифровой, нематериальной, но сдерживаемой природными ограничениями экономики? Что требуется измерять, чтобы решить, хороши ли получаемые результаты? Прежде всего, если экономическая наука хочет быть полезной, какой новый инструментарий могут предоставить экономисты, чтобы помочь в принятии решений по вопросам политики?
ДИАНА КОЙЛ — профессор государственной политики Беннета в Кембриджском университете.
Мнения, выраженные в статьях и других материалах, принадлежат авторам и не обязательно отражают политику МВФ.
