Для решения наиболее острых проблем нашего времени требуются прагматические решения, тесно увязанные с контекстом

За последние десятилетия основное направление экономической науки стало все больше ассоциироваться с определенным набором мер экономической политики, называемым «неолиберализмом». В парадигме неолиберальной политики предпочтение отдается расширению масштаба рынков (в том числе глобальных) и ограничению роли государства. Сегодня общепризнанным фактом является то, что этот подход потерпел неудачу по ряду важных аспектов. Он обернулся расширением неравенства между странами, почти не способствовал климатическому переходу и породил «слепые зоны» — от глобальной системы государственного здравоохранения до устойчивости цепочек поставок.

Тем не менее неолиберальная эпоха ознаменовалась крупным достижением. Благодаря рекордному экономическому росту во многих странах с развивающейся экономикой, в том числе в наиболее населенных, уровень крайней бедности во всем мире снизился. Однако страны, добившиеся наибольших успехов за этот период, такие как Китай, едва ли можно назвать сторонниками неолиберальных правил. Они опирались на промышленную политику, государственные предприятия и контроль за операциями с капиталом в той же степени, в какой они полагались на более свободные рынки. Между тем страны, которые наиболее строго придерживались идей неолиберализма, такие как Мексика, продемонстрировали плачевные экономические показатели. 

Можно ли возложить ответственность за неолиберализм на экономическую науку? Большинство из нас знает, что экономическая дисциплина — это, скорее, способ мышления, а не набор стратегических рекомендаций. Инструменты современной экономической науки позволяют сделать крайне мало обобщений, на основе которых можно предложить неотложные рекомендации в области экономической политики. Принципы первого порядка, такие как мышление категориями будущего, увязывание стимулов для частного сектора с социальными издержками и выгодами, устойчивость бюджета и стабильность денег, по сути являются абстрактными идеями, на основе которых трудно предложить уникальные рецепты.

Сам Китай — наилучший пример гибкости экономических принципов. Мало кто станет спорить с тем, что государственные органы Китая воспользовались рынками, стимулами для частного сектора и глобализацией в своих интересах. Однако они сделали это с помощью нетрадиционных инноваций — системы ответственности домохозяйств, двойного ценообразования, предприятий на уровне поселений и деревень, особых экономических зон, которые трудно было бы найти в стандартных западных стратегических рекомендациях, но которые были необходимы для смягчения внутриполитических ограничений и предубеждений против принятия неоптимальных решений.

В экономической науке практически на любой вопрос о государственной политике следует логичный ответ — «зависит от контекста». Экономический анализ выходит на передний план именно тогда, когда он дает возможность тщательно изучить зависимость от контекста, то есть, то, как и почему различные экономические условия приводят к разным результатам, таким как последствия мер политики. «Первородным грехом» неолиберальной парадигмы была вера в то, что несколько простых универсальных правил можно применять где угодно. Если считать, что неолиберализм — это экономическая наука на практике, то это был наглядный пример неудачных предписаний экономической науки.

Новые проблемы, новые модели

Для совершенствования экономической науки необходимо исходить из того, что наши действующие модели экономической политики не соответствуют диапазону и масштабу проблем, с которыми мы сталкиваемся. Экономистам придется творчески подходить к решению этих проблем, применяя профессиональные навыки так, чтобы учитывать различия экономического и политического контекста в разных частях мира.

Наиболее основополагающей проблемой является экзистенциальная угроза, которую несет изменение климата. В идеальном мире экономист полагает, что путь к решению — это координация глобальных усилий вокруг триединого подхода: установления достаточно высокого тарифа на углеродные выбросы (или проведения равноценной политики торговли квотами на выбросы), предоставления глобальных субсидий на инновации в «зеленые» технологии и направления существенного потока финансовых ресурсов в развивающиеся страны. В реальном мире, в основе которого лежит совокупность отдельных суверенных государств, едва ли можно достичь решения, которое бы приблизилось к такому наилучшему варианту.

Как показывают события последнего времени, для внедрения «зеленых» мер политики требуется достижение непростых внутренних политических договоренностей. Каждая страна будет выдвигать в качестве приоритетов собственные коммерческие соображения, стараясь при этом привлечь на свою сторону оппонентов и потенциальных проигравших от внедрения «зеленых» мер политики. Меры промышленной политики Китая, направленные на развитие солнечной и ветровой энергетики, встречали немало насмешек со стороны конкурентов, но вызвав резкое снижение цен на возобновляемые источники энергии, они стали благом для мира. Закон о снижении инфляции в США и Механизм пограничной корректировки углеродных выбросов в ЕС стали возможными благодаря внутренним договоренностям путем переговоров, в результате которых часть издержек была перенесена на другие страны. Однако они, скорее всего, позволят добиться больших результатов в рамках «зеленого» перехода, чем какие-либо глобальные сделки. Для того чтобы приносить пользу, экономистам следует перестать искать только идеальные решения либо обращать внимание исключительно на издержки таких мер политики для экономической эффективности. Им необходимо будет находить творческие решения для борьбы с климатическим кризисом, направленные на преодоление факторов, ограничивающих принятие неоптимальных решений, и политических ограничений.

Экономическая наука может помочь только в том случае, если она позволит расширить границы нашего коллективного воображения, а не будет сдерживать его.

Если изменение климата — это наиболее серьезный риск, угрожающий нашему материальному миру, то «размывание» среднего класса — это наиболее существенная угроза нашей социальной среде. Залогом здорового общества и политики служит широкий средний класс. В прошлом хорошо оплачиваемые и гарантированные рабочие места в обрабатывающей промышленности и связанных с ней отраслях услуг были основой для роста среднего класса. Однако последние десятилетия оказались неблагоприятными для среднего класса в странах с развитой экономикой. Гиперглобализация, автоматизация, технологические изменения, порождающие неравные возможности для занятых, наряду с политикой ужесточения расходов, — все это в совокупности привело к поляризации на рынке труда или к дефициту качественных рабочих мест.

Для обеспечения качественных рабочих мер потребуется проведение политики, выходящей за рамки традиционных мер повышения социального благополучия. В центре нашего подхода должно быть создание качественных рабочих мест, при котором приоритетом станет как спрос на рабочую силу (со стороны предприятий и технологий), так и предложение рабочей силы (в виде квалификации и подготовки кадров). Меры политики должны быть, в первую очередь, направлены на сектор услуг, поскольку именно там будет возникать основная масса возможностей для трудоустройства в будущем. Кроме того, они должны быть нацелены на производительность, поскольку повышение производительности — это непременное условие создания качественных рабочих мест для менее образованных работников и необходимое дополнение к обеспечению минимальной оплаты труда и регулированию рынка труда. Такой подход требует экспериментального подбора новых мер политики, а именно, разработки по сути мер промышленной политики для трудоемких видов услуг.   

Страны с развивающейся экономикой сталкиваются с особым видом этой проблемы, которая проявляется в преждевременной деиндустриализации. Для успешной конкуренции на мировых рынках требуются технологии, которые требуют все больше квалифицированных работников и капитала. В результате максимальные уровни официальной занятости в обрабатывающей промышленности достигаются при намного более низких показателях доходов, а сокращение численности занятых в промышленности происходит намного раньше в ходе развития. Преждевременная деиндустриализация — это не только социальная проблема, это проблема экономического роста. Она не дает возможности сегодняшним странам с низким доходом воспроизводить прошлые, ориентированные на экспорт, стратегии индустриализации. Экономический рост за счет интеграции в мировые рынки уже не работает, когда внешнеторговые секторы промышленности предъявляют высокий спрос на квалифицированных работников и капитал.

Из этого следует, что развивающиеся страны в будущем должны меньше полагаться на индустриализацию и больше на производительную занятость в секторе услуг, как это делают страны с развитой экономикой. У нас накопился значительный опыт в продвижении индустриализации. Для стратегий развития, опирающихся на отрасли услуг, особенно в невнешнеторговых отраслях, в которых доминируют весьма небольшие компании, потребуются совершенно новые, неопробованные меры политики. Следует еще раз подчеркнуть, что экономисты должны проявлять широту взглядов и открытость к инновациям.

Будущее глобализации

Наконец, нам необходима новая модель глобализации. Гиперглобализация потерпела неудачу из-за борьбы за распределение ресурсов и доходов, возобновления внимания к вопросам устойчивости и усиления геополитической конкуренции между США и Китаем. Мы неизбежно оказались вовлечены в поиск нового равновесия между требованиями мировой экономики и конкурирующими с ними экономическими, социальными и политическими обязательствами внутри страны. Несмотря на то что многие обеспокоены по поводу новой эры нарастающего протекционизма и вероятности неблагоприятной глобальной среды, итог необязательно должен быть плохим. На протяжении действия Бреттон-Вудской системы управление экономикой в отдельных странах существенно меньше ограничивалось глобальными правилами и требованиями мировых рынков. Тем не менее международная торговля и долгосрочные инвестиции значительно выросли, а страны, проводившие в жизнь обоснованные экономические стратегии, такие как «восточноазиатские тигры», добились весьма впечатляющих результатов, несмотря на более высокий уровень протекционизма на рынках развитых стран.

В сегодняшних условиях аналогичного результата тоже можно добиться при условии, что крупнейшие державы не будут ставить во главу угла геополитические приоритеты настолько, чтобы рассматривать мировую экономику исключительно через призму игры с нулевой суммой. В этом экономическая наука тоже может сыграть конструктивную роль. Вместо ностальгии по ушедшей эпохе, которая породила неоднозначные результаты и по своей сути не была устойчивой, экономисты могут помочь выработать набор правил для мировой экономики, которые способствуют поиску нового равновесия. В частности, они могут разработать меры, которые бы позволили государствам заниматься своими внутренними экономическими, социальными и экологическими вопросами, избегая при этом политики, явно направленной на «разорение соседа». Они могут разработать новые принципы, которые проясняют различие между сферами, где необходимо глобальное взаимодействие, и областями, в которых приоритет следует отдавать национальным действиям.

Полезной отправной точкой является компромисс между преимуществами торговли и выгодами от разнообразия национальной институциональной среды. Максимизация одного из этих факторов подрывает другой. В экономической науке «безальтернативные решения» редко бывают оптимальными, то есть, для достижения приемлемого результата нужно будет поступиться некоторыми выгодами с обеих сторон. Достижение равновесия между конкурирующими целями в торговле, финансах и цифровой экономике — непростой вопрос, на который экономисты могли бы пролить свет.

Экономисты, желающие оставаться востребованными и приносить пользу, обязаны предлагать конкретные решения для наиболее насущных проблем нашего времени: ускорение климатического перехода, создание инклюзивной экономики, содействие экономическому развитию в более бедных странах. При этом им следует избегать стандартных решений из учебника по экономике для первокурсников. Их научная дисциплина далеко не сводится к общим предписаниям. Экономическая наука может помочь только в том случае, если она позволит расширить границы нашего коллективного воображения, а не будет сдерживать его.   

ДЭНИ РОДРИК — профессор международной политэкономии Фонда Форда Гарвардской школы государственного управления им. Джона Ф. Кеннеди и бывший президент Международной экономической ассоциации.

Мнения, выраженные в статьях и других материалах, принадлежат авторам и не обязательно отражают политику МВФ.